— Это значит, что он собирается обследовать вашу собственность. Квартиру, машину и, возможно, даже дом, где вы жили до переезда на набережную, поскольку все случилось именно в то время, когда вы там проживали.
— Вы имеете в виду исчезновение и возможное убийство Лилли Куинлан?
— Вот именно. Но — и это очень удачное для нас «но» — запрос Реннера был отклонен. Судья объявил ему, что представленных доказательств для выдачи ордера недостаточно.
— Тогда все в порядке, не так ли? Значит, ничего страшного.
— Реннер в любое время может повторить свою попытку, как только добудет больше фактов. Полагаю, что свою заявку он основывал на магнитофонной записи — той, где зафиксировано ваше признание. Поэтому можно только радоваться, что судья, несмотря на эту запись, ему отказал.
Пирс мысленно все сопоставил, однако вся эта юридическая казуистика была вне его компетенции.
— Теперь он может попробовать поторговаться с судьями, — продолжила Лангуайзер.
— Вы хотите сказать, он обратится со своим прошением к другому судье?
— Ну да, более покладистому. Хотя наверняка Реннер сразу направился к самому податливому из них. Поэтому повторное обращение может оказаться для него проблематичным. И если судья узнает, что с этой заявкой он уже обращался к его коллеге, то может даже назначить служебное расследование.
Пирс еще раз попытался вникнуть в суть этих юридических нюансов, но безрезультатно. И вообще сведения, сообщенные Лангуайзер, его не слишком беспокоили. Хотя в глубине души он понимал, что ее нервозность объяснялась тем, что она не была полностью уверена в его невиновности. Видимо, у нее оставались сомнения в том, что полиция действительно может обнаружить что-нибудь при обыске.
— А если разрешить им провести обыск без всякого ордера? — предложил Пирс.
— Ни в коем случае!
— Но, Дженис, ведь они ничего не найдут, поскольку я к этому не причастен. Я даже никогда не встречался с Лилли Куинлан.
— Не имеет значения. Не надо им помогать. Едва начнете с ними сотрудничать, сразу попадете в ловушку.
— Я вас не понимаю. Если я невиновен, то о какой ловушке вы говорите?
— Генри, ведь вы пригласили меня, чтобы я давала вам оветы?
— Да.
— Вот и слушайте мой совет. Не надо добровольно исполнять увертюру для оперы, которую сочиняют ваши противники. Нам надо держать Реннера на заметке и внимательно следить за его действиями.
— Согласен.
— Очень признательна.
— А вы сможете узнать, когда он начтет торговаться с судьями или снова направится к первому судье — уже с новыми материалами?
— У меня есть в полиции свои уши. И мы сумеем его опередить. Но в любом случае, как только услышите об этом ордере на обыск, сделайте вид, что удивлены. Я не имею права выдать свой источник информации.
— Я так и сделаю.
Но в этот миг Пирс вспомнил нечто такое, отчего у него стиснуло грудь и потемнело в глазах.
— А как насчет моей лаборатории и офиса? Их он тоже собирается обыскать?
Случись такое, это было бы настоящей катастрофой. Вся история выплеснулась бы наружу и стала предметом обсуждения в широких кругах, в том числе среди коллег. И самое главное, наверняка достигла бы ушей Годдара и Бичи.
— Трудно сказать наверняка, но мне такой вариант представляется маловероятным. В подобных случаях принято обследовать те места, где совершение расследуемого преступления наиболее вероятно. Если же он попробует выпросить у судьи ордер на обыск офиса, где такое событие весьма мало вероятно, это ему будет сделать еще труднее.
В голове Пирса пронеслась мысль о телефонной книжке, спрятанной в шкафу копировальной комнаты, о которой он почти забыл. Ведь это было прямое указание на его причастность к делу Лилли Куинлан. Надо при первой возможности забрать ее оттуда.
Тут же он вспомнил и еще кое-что.
— А знаете, — сказал Пирс, — насколько я понял, они уже обыскивали мою машину, стоявшую в ту ночь около дома Лилли, когда меня увезли в участок.
Лангуайзер ответила после паузы:
— Если они это сделали, их действия незаконны. Однако без свидетелей это практически невозможно доказать.
— Там не было никого, кроме самих полицейских.
— Полагаю, это был беглый осмотр с помощью фонаря, торопливый и поверхностный. Вот когда они получат ордер на обыск, то сделают это по всем правилам и очень скрупулезно. Проверят все ниточки, волоски и даже пылинки. С обычным фонариком такие вещи не обнаружишь.
Пирсу пришел на ум недавний тост, который он произнес в конференц-зале. Он понял, что теперь крошечная пылинка может определить его судьбу.
— А может, все-таки дать согласие на обыск, если уж они так хотят? — продолжил он более настойчиво. — Убедившись, что я чист, они начнут искать настоящего убийцу.
— У вас есть какие-то мысли по этому поводу?
— Нет.
— Поэтому на данный момент вам следует больше думать о собственной безопасности. Похоже, вы еще не понимаете всей тяжести создавшейся ситуации. Я имею в виду ордер на обыск. Неужели вы думаете, что, если они ничего не обнаружат, с вас мгновенно снимут все подозрения?
— Послушайте, Дженис, я химик, а не адвокат. И знаю одно — я оказался в гуще всей этой передряги, хотя к самому происшествию никак не причастен. Мне действительно непонятно, в чем тяжесть этой ситуации лично для меня, поэтому и прошу вас разъяснить.
Впервые Пирс открыто выплеснул свое раздражение в адрес адвоката, о чем сразу пожалел.
— Суровая реальность заключается в том, что этот детектив прочно сидит у вас на хвосте и вряд ли смирится с отказом в выдаче ордера. Зная Реннера, могу предположить, что для него это лишь временная неудача. Он очень терпеливый человек и будет копать до тех пор, пока не найдет то, что нужно, и тогда снова потребует ордер на обыск. Понимаете?